ЕКАТЕРИНА КУЛЬТИНА: АКТЕРСКАЯ ПРОФЕССИЯ СОСТОИТ ИЗ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

– Катя, давайте начнем разговор со спектакля «Марина! Какое счастье!», в котором вы создали образ Марины Цветаевой. Там такое полное совпадение, что сложно подобрать слова, чтобы выразить эмоции. Это сложно далось?

– Путь к этому образу был невероятно долгий. Позже, я вспомнила, что когда-то давно видела в кинофильме «Зеркала» Викторию Исакову в роли Цветаевой и  совершенно не могла оценить ее игру, потому что для меня это была такая степень отваги, на которую, как мне тогда казалось, я никогда бы не решилась.

– Когда спустя годы вам прислали инсценировку…

– …я прочитала и решила, что всё будет играть Нина Ивановна Мещанинова, а я где-то выйду «флэшбеком». Когда же поняла, что вся нагрузка на актрисе, исполняющей роль Марины, внутренне сказала себе: «делай, что должно и будь, что будет». Я долго не могла соединить два полюса – себя и Марину Ивановну. Ходила по библиотекам, очень много читала, слушала, смотрела, пока в какой-то момент не поняла, что пора все это прекратить, что пытаться создавать какой-то образ – неверный путь. Надо погрузиться в обстотельства и максимально подробно, насколько это только возможно, проживать обстоятельства жизни Цветаевой. Иногда мне было не выдавить из себя ни единого слова, порой появлялось ощущение, что я повисла в пространстве, не понимая, кто я, что должна делать, где нахожусь. Я благодарна режиссеру спектакля Нине Ивановне Мещаниновой за колоссальное терпение, за доверие, за всё, что она в меня вложила. Потому что в какие-то моменты мы тратили силы просто на то, чтобы меня хоть куда-то сдвинуть. Я считаю, что отдача пропорциональна тому, сколько ты вкладываешь. Отдача не в смысле «примут – не примут», а внутренняя. Постепенно, когда мы стали играть спектакль, всё встало на свои места. И я вывела для себя формулу подготовки к этой работе: мне надо быть очень сильной эмоционально и очень уставшей физически. Я специально себя «выматываю» накануне спектакля – мало сплю, много хожу, но при этом пытаюсь ни на что не отвлекаться, сохранять эмоции в своеобразном вакууме.

– Александра в «Фантазиях Фарятьева» не требует подобного «вакуума»?

– Обстоятельства складываются таким образом, что моими любимыми вынянченными ролями становятся те, на которые я сама никогда бы себя не назначила и никогда бы не подумала, что хочу это сыграть. Если бы мне дали из всего спектра возможных ролей выбрать, что я хочу сыграть, не думаю, что могла бы остановить свой выбор на Александре. Но раз дается, значит, так надо. Я понимала, что, воплощая этот образ, можно пойти разными путями. В пьесе написано: «сидят мужчина и женщина неопределенной внешности и неопределенного возраста». Значит, Саша может быть абсолютно любой! Такая ситуация таит опасность, что в разных сценах могут получиться разные персонажи – в одной женщине «сойдутся» несколько совершенно разных женщин. Если это всем спектаклем не оправдано, получается диссонанс. Поначалу у меня и получалось пять Саш. Каждая в своей сцене.

– Как к этому относился режиссер-постановщик «Фантазий» Олег Куликов?

– Ему интересна женская природа: он любит за ней наблюдать и ее изучать. В этом отличие работы с женщиной-режиссером и режиссером-мужчиной. С женщиной всегда происходит открытый диалог, он может быть жестким, но честным. Мужчинам свойственно выстраивать стратегию, и ты можешь так никогда и не узнать его настоящий замысел.

– Поступая, в театральную академию, мечтали играть героинь?

– Конечно! Ларису Огудалову, Золушку, Джульетту. Я пришла поступать в 15 лет, так как рано пошла в школу – рано ее окончила. От сильного зажима я постоянно путала на турах свой возраст, говорила то 15, то 16, то 17. Когда для последнего тура, мне дали сцену Клеопатры и Глумова из пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты», которую я не читала, и секретарь деканата сказала: «Какая хорошая роль! Ее Инна Чурикова играла», я заплакала. Кому-то «Три сестры» достались, кому-то «Бесприданница», а мне – старая тетка, обольщающая молодого парня. Так я это тогда воспринимала. Пришла домой, встала перед зеркалом и говорю: «Мама, я урод. Мне дали старуху играть» (улыбается). И так сложилось, что пришлось мне сыграть этот отрывок дважды – один раз в самом начале, второй через шесть часов, так как надо было подыграть парню, партнерша которого, решила поступать на другой курс. Когда я сыграла, поняла, что сделала что-то такое, чего никогда не делала прежде. Испытала удовольствие. Потом я играла эту роль на курсе. Наш курс – последний выпуск заведующего кафедрой актерского мастерства Владимира Викторовича Петрова. Хотела бы и сейчас эту роль сыграть: помню весь текст, все мизансцены и периодически, засыпая, думаю, вот здесь надо было бы вот так играть, а здесь – вот так. Помню, когда училась, монолог старалась быстрей «проскочить», а мастер говорил: «А давай, ты тут канкан спляшешь. Сейчас думаю: вот бы теперь сплясала! А тогда – просто ножкой в воздухе поболтала. Эта роль мне дала осознание, что я – характерная актриса. А героини – это, по большому счету, тяжелая история, сродни работе на каменоломне (улыбается), из них очень сложно доставать что-то живое.

– Но ведь удавалось это живое достать!

– Бывали абсолютно парадоксальные ситуации, то, что мучительно преодолевалось, получалось значимым и значительным. Я год работала в Пермском ТЮЗе, получила там распределение на роль Принцессы в «Обыкновенном чуде» Шварца. Была в ужасе: и ТЮЗ и героиня-героиня – не представляла, что буду делать. Мечтала только о том, чтобы меня не заметили, чтобы никто ничего не сказал. Думала: «Волшебник – классный, Медведь – красивый парень, музыка Петра Налича, художница из Австралии, а я боком-боком, чтобы не отсвечивать». В итоге эта роль стала одной из моих наилюбимейших. Глубоко я в нее вжилась, ходила в цирк, заниматься акробатикой на воздушных полотнах. И даже премию получила – за лучшую роль сезона. Получила (улыбается) – и триумфально вернулась в родной Петербург.

– А есть роли, о которых мечтается?

– Очень хочу сыграть Настасью Филипповну в «Идиоте» Достоевского. Мне кажется, что внутренне я к этому готова. Всё приходит с определенным опытом, у каждого из нас есть незажившие раны, это тот инструментарий, которым мы играем. Есть роли, которые ты внешне еще можешь играть, а внутренне уже можешь. И надо в этот момент попасть. Сейчас я полностью «созрела» для Настасьи Филипповны, а чуть позже хотела бы сыграть Бланш Дюбуа («Трамвай «Желание» Уильямса), когда чуть-чуть дорасту. Интересно показать слом сильного человека: почему она ломается, кого тащит за собой или, наоборот, кому подставляет свой «мертвый хребет» как ступеньку, чтобы кто-то мог вылезти.

Но самое главное, чтобы была возможность выходить на сцену, что-то делать. Чтобы физические возможности не иссякали, а творческие появлялись. Актерская профессия состоит из возможностей, если они есть – уже здорово!

+Светлана Рухля