ЛАРИСА КЛИМОВА: ХОЧУ ПОРАБОТАТЬ С МОЛОДЫМИ РЕЖИССЕРАМИ

Ведущая актриса Драматического театра «Комедианты» Лариса Климова одинаково органична в ролях современного и классического репертуара, в драмах, комедиях, мелодрамах. В созданных ею образах нет ни капли фальши или надуманности, но есть та степень подлинности, что заставляет сопереживать персонажам на самом глубинном уровне, помогает понять не только мотивы тех или иных их поступков, но и скрытые от глаз «подводные течения», сформировавшие их личности.

– Лариса, в прошлом сезоне вы сыграли роль Матери в сценической версии пьесы Эрика-Эммануэля Шмитта «Дети Ноя», на мой вгляд, и сам спектакль, и образ, созданный вами, – большая удача.

– Я очень люблю этот спектакль и рада играть в нем: мне близка и понятна роль матери, так как у меня есть сын, и мне легко было всё происходящее примерить на себя. Потому что если не примерять, тогда нет профессии.

Мне было важно донести чувства, эмоции, ту боль, которую может испытать только мать, расстающаяся с ребенком – своей плотью и кровью, вне зависимости от того, при каких обстоятельствах это происходит. Я рада, если это получилось.

– Матери Жозефа, ради его спасения, приходится оставить дитя чужим людям. Игорь – сын Марины Владимировны из спектакля по пьесе Марии Малухиной «Барбетт одевается» никуда не уезжает, живет с матерью в одной квартире, обедает на общей кухне, но постоянно находится в своем эмпирическом мире, не слышит и не хочет слышать обращенных к нему слов.

– Проблемы, заявленные в этих спектаклях, на первый взгляд, не пересекаются, но, несмотря на то, что опыт человеческого проживания в них разный, есть и пересечения. Это взаимодействие «мать и сын».  Что касается самой пьесы, как оказалось впоследствии, здорово, что мы взяли ее к постановке, подняли тему, которая в ней рассматривается, люди самого разного возраста могут столкнуться с подобными проблемами, причем  с разных сторон.

Вам сразу стало это понятно?

– При чтении пьесы возникли сомнения: мне тема была не близка. Но когда стала копаться в ситуации, когда мы стали разбирать текст, работая над эскизом, показанным  в рамках Лаборатории современной драматургии «Лиговка 44: ДА/НЕТ», я даже удивилась, как это актуально и необходимо. Какие-то вещи на примерах друзей были пережиты, и в какой-то момент я, вдруг поняла, что ничего не бывает случайно, и не случайно попалась эта тема: мне нужно было прожить и проговорить ее.

– Всегда ли удается найти в себя ощущение и опыт, помогающие понять персонаж, который выпало воплотить на сцене.

– Были, конечно, роли, дающиеся непросто. Например, в Воронеже, в Молодежном театре я играла Шарлотту в спектакле по пьесе Олби «Лолита» (пьеса создана по роману Набокова). В итоге роль родилась от походки. Я все время двигалась, не могла устоять на месте, и в какой-то момент режиссер сказал: «Танцуй, когда говоришь, раз не можешь находиться в покое». И как я только затанцевала, всё пошло. Это самый яркий пример и один из немногих, когда от внешнего я пришла к внутреннему, обычно я, наоборот, ни жеста, ни интонации не сделаю, пока правда сценического существования не пойдет от внутреннего состояния.

Был еще интересный опыт в спектакле «Вишневый сад»:  я играла Шарлотту, а партнершей моей была собака-левретка, которая ела огурцы! На том роль и выстроили (смеется): Шарлотта втихаря выпивала, а собака закусывала.

Бывали и парадоксальные случаи, как работа с режиссером Ниной Чусовой над спектаклем «Мнимый больной» по Мольеру. Постановка создавалась в сжатые строки, а Чусова так четко видела актерскую природу, и знала, чего хочет от каждого персонажа, что работа строилась на указаниях: «пройди туда, встань туда, почему – поймешь потом». Так и оказалось: спектакль получился цельным, в нем всё оправдано на 100%, и с неослабевающим успехом он идет в Театре эстрады уже 13 лет.

– Какие роли вы могли бы назвать любимыми?

– (Задумывается.) У меня нет не любимых ролей, они ведь все как мои дети, а разве ребенок может быть не любимым? Для меня это нонсенс. Вот, например, Мачеха в спектакле Театра эстрады «Золушка». Сама о себе она говорит так «Ведь я же Мать и Мачеха!» – «Так вы, сударыня, сорняк?» – спрашивает король. – «Я – цветок!» – отвечает моя героиня. Как можно не полюбить эту экстравагантную женщину, абсолютно честно желающую устроить счастье двум своим дочерям?!

В «Комедиантах» – это Хозяйка в «Дачницах» Карасева, Мать в «Детях Ноя», Любовь Любимовна в пластическом спектакле «Крепостная любовь» по повести Тургенева «Муму», Мария Денисовна в постановке по ранним рассказам Чехова «В Париж!». Ну как можно не любить женщину, живущую в маленьком городишке и играющую на виолончели?! А Училку в «Училке из будущего» Ольшанского? Как я могу не любить? Я ведь закончила физико-математический факультет Воронежского педагогического института и работала в школе. Поэтому тема мне близка, ничто ведь никуда не исчезает. А виолончель – это музыкальная школа.

– Как интересно! Расскажите, как после педагогического института вы попали в театральный?

– В пединституте был народный театр, в котором известные воронежские артисты Елена Гладышева и Евгений Малишевский ставили спектакли, и, поучаствовав в них, я поняла, что «больна» театром. Я окончила институт с красным дипломом, меня приглашали остаться работать на кафедре алгебры и геометрии, но я «впрыгнула в последний вагон» – поступила в театральный институт. Накануне сходила на гоголевскую «Женитьбу» с Гладышевой и Малишевским, где все смеялись, а я… плакала от переполнявших меня эмоций. Поступила на курс профессора Ирины Борисовны Сисикиной, заведовавшей кафедрой мастерства актера Воронежского института искусств. Мегапрофессионала, мегапедагога и наследницы «по прямой» Константина Сергеевича Станиславского, она ведь училась у его учеников – родоначальников Воронежского института искусств Бориса Григорьевича Кульнева и Ольги Ивановны Старостиной.

– А о виолончели расскажите?

– История стара как мир (улыбается), родители привели в музыкальную школу, из-за хорошего слуха предложили идти на смычковые инструменты, так возникла виолончель. К 13 годам она так мне надоела, что по дороге на экзамен, я съехала на ней с горки, так как ребенком я была «правильным», выразить протест как-то по-другому не могла. Экзамен сыграла на казенном инструменте, получила пятерку и по предложению родителей взяла академический отпуск (школу потом окончила). И вот когда стала актрисой, к большому удивлению публики, понимающей, что виолончель не из тех инструментов, на которых можно быстро выучиться играть, играла на виолончели в спектакле «В Париж!». Нет ничего напрасного в жизни!

– Какие роли близки вам внутренне и ментально?

– В молодости хотела сыграть Медею – было много внутренних страстей, и мне тогда казалось, что это мое. А сейчас даже страшно представить, что за любовь можно заплатить такую цену… Мне всегда были близки роли, в которых можно передать через юмор ощущение потери, утраты – например, Эмилия в «Обыкновенном чуде» Шварца. Еще меня всегда привлекал образ Вассы Железновой – женщины трагической судьбы, оказавшейся сильнее всего своего окружения. Но в целом, я открыта к любым предложениям, «голосую» за любой эксперимент. Мне было бы интересно поработать с молодыми режиссерами, которые увидели бы другими глазами то, что я думаю о себе.

+Светлана Рухля