СЕРГЕЙ ИЛЬИН И ЕГО КАДРОВЫЕ «СТРАСТИ ПО МАТВЕЮ»

Форменный фурор – не без помощи киносети «Синема парк» и «Формулы кино» – в Санкт-Петербурге произвел остроумный комедийный фильм «Страсти по Матвею». Пошел зритель, пошла волна «сарафана», то есть первого зрительского отклика на кинокомедию, а, следовательно, пошла касса. Что стояло за кадром этой уморительной ленты, что стало важным движком в деле формирования картины – об этом и многом другом рассказывает режиссер-постановщик кинохита осени «Страсти по Матвею» Сергей Ильин.

– Страсти по Матвею», несомненно, ждет кассовый успех. Залог повышенного зрительского внимания – это и блестящий актерский ансамбль, и сценарий, и «раскрутка» сюжета. Каковы, с вашей точки зрения, «реперные точки» успеха картины?

– Уверен, что зрителя обмануть невозможно. Вернее, можно продать зрителю билет, заманив его яркой афишей или россыпью звезд, но в итоге он всегда раскусит тех, кто делал кино по шаблону, для больших сборов или по какому-то заказу свыше. А когда внутри истории лежат настоящая боль и радость ее создателей, зритель это чувствует. И благодарит за эту честность: отзывом, рекомендаций и рублем. Так что успех там, где все по-настоящему.

– Кто он, ваш Матвей, герой нашего времени: случайный прохожий, попавший в фокус неожиданной востребованности, или же кто-то иной?

– Мой Матвей – это человек, оказавшийся перед необходимостью соответствовать. Это знакомо каждому из нас: на новой работе, в новом городе или новых отношениях нам часто приходится срочно чему-то учиться, что-то о себе наспех придумывать и куда-то мчаться, чтобы начать шагать со всеми в ногу. И Матвей тоже пытается в ногу – потому что уж очень хочет оказаться рядом с объектом первой любви. Но потом начинает идти своим путем, и довольно быстро выясняется, что только так и можно прийти к настоящему себе.

– Смех, с точки зрения греков, первых творцов театральной, сценической комедии и трагедии, делился на несколько десятков видов. Смех, заложенный в вашу кинокомедию: сколько здесь «переливов» смешного и каковы они?

«Страсти по Матвею» – это все-таки не комедия в широком понимании, где можно хорошенько похохотать, забыв обо всем. С нами придется еще и подумать, и даже поплакать. Раньше такое кино называли лирической комедией, сейчас модным словом «драмеди». Для меня юмор – это не самоцель, а скорее способ подойти к зрителю поближе, чтобы сказать ему что-то очень важное. Но деликатно, на ухо, когда мы уже немного посмеялись и тем самым познакомились.

– Молодой, но тонкий и проницательный человек – так пишет о Сергее Ильине критика. Что имеется в виду? Бывают ли в жизни режиссера Сергея Ильина моменты, когда он беспощаден к себе и окружающим?

– Рад, что в 35 я все еще молод для наших критиков. Беспощаден я к себе всегда, когда халтурю. Когда я знаю, что мог сделать лучше и больше, но разменял эту возможность по мелочи. Тогда нет мне от себя пощады. К актерам и коллегам стараюсь быть безупречно нежным, потому как уверен, что показная жесткость – удел людей, собой не владеющих.

– Молодой режиссер, актерская молодежь в кадре… На какую целевую аудиторию ориентировано ваше кино? Исключительно на молодежь или ваш зрительский охват шире? Если шире – за счет чего?

– «Страсти по Матвею» – это кино для всех возрастов. Нам часто хочется думать, что у людей среднего и старшего поколений какой-то другой, может быть более упрощенный вкус, но я этого не чувствую и не признаю. С благодарностью за картинку, актерский ансамбль и классный саундтрек (а он у меня целиком из актуальных российских групп) ко мне подходили и девушки, и бабушки, и даже пара седобородых священников. Наше кино – про искусство поступка. А это созвучно всем возрастам: и тем, кто уже пробовал в этой жизни поступать по-своему, и тем, кому это еще только предстоит.

– Советский кинематограф богат на комический материал. Тут вам и гэговый Леонид Гайдай, меланхолик Георгий Данелия, местами едкий сатирик Эльдар Рязанов. А кто вам из нашего богатого советского наследия близок? По духу, по силе самовыражения?

– Я большой поклонник позднесоветского кино – с его сложными, слабыми, но до боли родными героями. Соловьев, Мельников, Адабашьян, Эфрос – кажется, что кино порой бессюжетное, а герои и мир такие, что сердце щемит и полвека спустя. Из столпов нашей комедии это, конечно же, Данелия. Потому что вместе с ним мы плачем, смеемся и снова плачем. Мне так ближе. Куда ближе, чем только рыдать или неистово хохотать.

– Кино – далеко не секрет – это узаконенный профессионалами обман: производитель вводит с каждым очередным своим фильмом зрителя в некое заблуждение. Фантастическое, приключенческое либо же историческое. Вы составная часть этой индустрии, отсюда вопрос: а каков ваш вклад в эту историю заблуждений?

– Про вклад говорить пока рано, но в дебютной работе я поставил перед собой задачу показать мир русского православия таким, как я вижу его внутренним взором. Чуть более визуально структурированным и лаконичным, чем это порой бывает в реальности. Так же мы поступили и с Москвой – кинематографически убрали из нее все узнаваемые виды, площади и высотки – зато оставили воду, желтый кирпич и вечерний свет. Получился город, который отличается от настоящего, и в котором очень хочется жить. Надеюсь, что и весь фильм оставляет такое же послевкусие. Чтобы жить хотелось!

+Дмитрий Московский