АЛЁНА БАБЕНКО: «Человеку важно кого-то любить»
Зрители увидят сразу четыре спектакля: в БДТ им. Г.А. Товстоногова будут показаны «Собрание сочинений» и «Интуиция», а на новой сцене Александринского театра – «Шинель» и «Как растут ананасы». Накануне гастролей мы побеседовали с ведущей артисткой «Современника» заслуженной артисткой России Алёной Бабенко, которая наполнена любовью к профессии, благодарностью – к учителям, трепетом – к русскому языку, верой – в молодое поколение. И находится в постоянном духовном поиске и движении.
– Алёна, 1 октября «Современник» открыл свой 67-й сезон – в день рождения Олега Николаевича Ефремова, первого художественного руководителя театра; в этом году ему исполнилось бы 95 лет… Вы пришли в театр в 2008-м, каким он вам тогда показался?
– У меня не было времени на размышления. Я попала в театр, можно сказать, случайно, придя в конце сезона 2007-2008 на спектакль Г.Б. Волчек «Три сестры». В тот момент у меня было предложение из другого театра. Я оказалась в ложе рядом с Галиной Борисовной и сразу поняла: это тот человек, с которым можно посоветоваться, принимать предложение или нет. Речь шла о главной роли в спектакле на двух артистов, и я сомневалась, справлюсь ли. Она дала мне свое благословение. Прошел день, я улетела в Кемерово, и вдруг раздается звонок из «Современника»: немедленно возвращайся, Галина Борисовна хочет видеть тебя в «Трех сестрах» в роли Маши. И уже через неделю я сыграла спектакль.
С Галиной Борисовной я познакомилась на премьере картины «Водитель для Веры», она тогда сказала обо мне теплые слова, это запомнилось. Во время второй нашей встречи – в театре – она обмолвилась, что хотела бы меня видеть актрисой «Современника». И это случилось – буквально на раз-два-три. Радостно было, что со многими артистами, занятыми в спектакле, я была знакома по кино, в том числе, с Сергеем Юшкевичем. Представьте, самый конец сезона, последняя неделя, все артисты с нетерпением ждут отпуска, июльская жара, а они должны ходить на репетиции со мной. Я извинилась перед ними, а они так удивились и даже воспряли духом (смеется). В ответ у меня возникло ощущение, что я попала на свое место, к себе домой. Я сразу нашла сердечный контакт с членами труппы, с работниками театра. Помню, как завтруппой Ольга Маркина, человек строгий и разборчивый, выдала мне шикарный махровый халат персикового цвета, который я до сих пор ношу. На что Галина Борисовна сказала: «Ну, Маркина тебя полюбила!» (смеется) А дальше произошло совершенное чудо, потому что Галина Борисовна кинула меня в следующий спектакль – из драмы в комедию. Спектакль назывался «Бог резни». Потом я начала репетировать «Время женщин»… За 3-4 года она подарила мне репертуар – шесть совершенно разных спектаклей. Она поверила в меня! Я это сразу не осознала. Галина Борисовна мне доверила очень большую палитру ролей. И я ей невероятно благодарна за это.
– Все те, кто стоял у истоков рождения театра: Олег Ефремов, Олег Табаков, Игорь Кваша, Галина Волчек, Евгений Евстигнеев – стремились по-новому взглянуть на проблемы современности. Насколько близок театр к российской современности сейчас?
– Я думаю, что он находится одновременно во всех временных пластах. Взять хотя бы «Три сестры». Спектаклю уже тридцать лет, поменялось несколько составов, но он все равно ощущается молодым. Волчек называла три своих спектакля: «Три товарища», «Три сестры» и «Вишневый сад» золотым фондом театра. Я тогда не очень это понимала: они идут давно, ничего хитрого в сценографии нет, играются «по нотам», как написал автор.
Но каждый раз я удивляюсь тому, как зрители воспринимают «Три сестры». В театрах возникло разнообразие, новое слово, форма, много уличного, не совсем интеллигентного, запретное стало разрешено. Но я заметила: увлечение всем ранее запрещенным прошло, и я вижу, как зал с упоением смотрит на эти живые простые человеческие взаимоотношения, которых так не хватает. Появилась потребность в серьезном разговоре, сопереживании. В спектаклях Волчек зал – это один человек, и происходит, беседа глаза в глаза, от сердца к сердцу. Какую бы мы сейчас ни взяли пьесу, современного драматурга или классика, для нас важен разговор, очень личный.
Галина Борисовна продолжает жить в театре, и спектакли со временем не «портятся». Ее портреты висят по всему театру, мы приносим свежие цветы, находимся в постоянной внутренней беседе с ней. Играя «Три сестры», где звучит и военная тема, я ловлю себя на мысли: Галина Борисовна была бы нами довольна, потому что мы не играем, а живем. В спектаклях «Враги. История любви» и «Время женщин» показано послевоенное время. Премьеры состоялись давно, но вдруг они стали звучать очень современно. Зрители перестают кашлять и сидят как завороженные. Сейчас слово вновь обрело чрезвычайную важность. И я рада, что 2023 год будет Годом русского языка.
– А что, на ваш взгляд, представляют собой наши современники?
– У меня есть новый спектакль «Житие FM», постановка Галины Зальцман. Я затронула тему языка, так вот там у меня возникает свежее ощущение: три поколения, три женщины, и они разговаривают на… разном русском языке. Это примета времени. У Тургенева «отцы и дети» разговаривают на одном языке, споры ведутся о ценностях, смыслах. А сегодня люди просто не могут понять друг друга: это отражение неудачных попыток общения. Литературный русский язык (смеется) сохранился только у бабушки.
Виктор Рыжаков возглавил театр после Галины Борисовны, он поставил документальный спектакль «Вечно живые. История в лицах» об истории «Современника» к 65-летию театра, который должен был пройти всего один раз. Но спектакль получился фантастическим. Творческая интеллигенция оценила его одним емким словом «верю!». И по многочисленным просьбам мы повторили показ. Я бы оставила его в репертуаре, потому что наша принципиальная позиция держаться того «Современника», который был при Олеге Ефремове и Галине Волчек.
Что же касается современных молодых людей, я им даже немного завидую, у них есть огромное поле возможностей, выбор сфер деятельности, интересов, способов получения информации. Читай, смотри любое кино, ходи на выставки. Мода на алкоголь и сигареты уходит, молодежи это неинтересно, они увлечены учебой, познанием, пусть и через Интернет. Мне нравится поколение моего сына.
– Летом в театре был создан Художественный совет, в который вы вошли. Какие задачи ставите перед собой на этом поприще?
– Наши основные задачи – обеспечить работой артистов, смотреть, чтобы уровень материала и режиссуры соответствовал уровню «Современника». Мы учимся, можно сказать, пошли в первый класс. Председателем стал Владислав Ветров. Но, конечно, в будущем центр управления должен быть один – художественный руководитель.
– Спектакль Виктора Рыжакова «Собрание сочинений» ? это калейдоскоп судеб, пронзительных, трагикомических историй членов одной семьи. Про вашу героиню – дизайнера интерьеров Иоланту известно немного. Внешне она суетлива, говорит без пауз, картавит, но в ней чувствуется какая-то детская непосредственность, беззащитность и вера в чудо. Каким вы, работая над ролью, рисовали ее жизненный путь и характер?
– Она для меня ворона, поэтому и кар-картавит, беспомощная девочка из провинции, которая делает вид, что она что-то понимает в жизни и дизайнерском деле. А у нее не слишком удачно все складывается – отсюда какая-то нахрапистость.
– При этом она ждет большую и светлую любовь.
– Я так рада, что это понятно. Надо было найти что-то теплое в этом характере. Она искренне не понимает, как из такой шикарной квартиры можно куда-то уехать, как можно ее потерять. И, кто знает, может быть, именно здесь суждено зародиться чему-то новому.
– Можно ли назвать пьесу Евгения Гришковца, которая ранее не публиковалась и не ставилась, «Вишневым садом»-XXI, а Марину Сергеевну в исполнении Марины Неёловой ? современной Раневской, но по-настоящему жаждущей жизни, не желающей оставаться в прошлом?
– Женя написал пьесу специально для «Современника». И у него есть прекрасный спектакль «Прощание с бумагой», благодаря которому тоже думаешь о смене поколений: можно ли попрощаться с бумагой, почему она куда-то безвозвратно уходит. Безумно жаль, но бороться с этим невозможно. И героиня Неёловой понимает, что борьба бессмысленна, что все рушится само по себе, и бежит, закрыв глаза, не желая видеть, как исчезает ее дом. Жизнь напоминает несущийся на всех порах поезд, который она не может остановить. Для меня это спектакль-притча. Как найти в себе силы остаться здесь, в старой квартире? Марина Сергеевна отвечает на этот вопрос: дети принадлежат иному поколению, у них другая жизнь, она в этом мире осталась одна.
– Что для вас символизирует собираемая десятилетиями и разными поколениями коллекция редких книг, классиков мировой литературы? Тот самый «вишневый сад», который, в итоге, не был уничтожен, но отправлен в тюремную библиотеку?
– Я вообще думаю, что последняя сцена написана только для того, чтобы сохранить книги. Неважно где, они всё же останутся. Знаете, я записана в библиотеку, для меня это место силы.
Марина Сергеевна жила этой коллекцией, и теперь понимает: если я возьму хоть что-то, я заберу всё. Поэтому нужно, отвернувшись, бежать бегом, либо ничего не менять. Она решается на такой смелый и отчаянный шаг. Мне очень нравится образ, который придумал Женя Гришковец. Ведь трудно представить совсем взрослого человека, рискнувшего встать на путь перемен.
Это жизнеутверждающая история. Сейчас люди любого возраста могут круто изменить свою жизнь. Хочешь – рисуй, хочешь – танцуй, такого раньше не было. В СССР в 40 лет ты был уже старый – дорабатывай, доживай. Помню, как наблюдала за туристами-иностранцами, дедушками и бабушками, которые держались за руки. Они приехали посмотреть Москву, и я им завидовала. Им по 70 лет, они веселые, влюбленные. Я тогда не понимала, как так. Откуда у них деньги? Только потом я осознала, что они всю жизнь работали, поэтому у них хорошие пенсии, и они радостно проводят время. Это стало возможно и у нас. Причем в самой разной форме, было бы желание. Вспомни свою детскую мечту и осуществи ее.
– В спектакле поднимается вечная тема «отцов и детей»: можно ли простить обиды, преодолеть недопонимание, и вновь всем вместе пережить счастливые моменты. Что особенно часто вам вспоминается из вашего детства и юности?
– Помойки, вокруг них мы пекли картошку; ледяные крыши гаражей, на которых мы прыгали – достаточно опасное мероприятие. Хулиганства, беготня, коньки, лыжи… Я жила в Кемерово в районе «Швейки». Рядом стройка – мы там играли в «казаков-разбойников». Куклы меня не привлекали. Да и игрушек почти не было. Фантазия у нас работала что надо.
– Спектакль Данила Чащина «Интуиция» также поставлен по современной пьесе, исповедален. Истории 12 усопших, попавших в чистилище, вызывают у зрителей самую разную гамму эмоций. Как Вашей героине, инструктору, удается избежать соблазна стать судьей?
– Причина кроется в том, кем она была до того, как стала инструктором. Скажу обтекаемо, чтобы не спойлерить. Моему персонажу нельзя в этой конструкции высказывать свое мнение, нельзя мешать стажеру, который должен сделать самостоятельный выбор.
– На сайте «Современника» в режиме онлайн идет голосование, кто из персонажей заслуживает шанса снова прожить свой последний день и что-то в нем исправить. Вы следите за результатами?
– Офицер всегда был в лидерах. Молодой мальчик-наркоман тоже… Никто так не вызывает сочувствие, как неоперившийся человек, который способен на чувства. Наверное, среди зрителей немало тех, кто сталкивался с подобными вещами в своих семьях или среди друзей. Наркотики – серьезная, болезненная тема, которая задевает.
– Не будем раскрывать интригу, связанную с собакой, гибель которой не может оставить никого равнодушным…
– Мне очень нравится история взрослой женщины, пережившей мужа на 37 лет (в роли – Светлана Коркошко/Людмила Крылова). У меня замирает сердце, когда героиня говорит: если тебя не любят, ничего страшного, а вот если не любишь ты… Человеку важно кого-то любить, не ждать ответных чувств, а самому отдавать, рвать свое сердце.
Эта идея связана и с моей героиней. К ней приходят стажеры, которых она вынуждена учить, и только она привыкнет к человеку, как он уходит, только полюбит, а его уже отобрали. Она постоянно ощущает эту боль и каждому дарит мячик – на память. Она педагог для каждого стажера-балбеса. Самые любимые как раз такие, бестолковые, а потом их так жалко отпускать. Молодому мозгу все это сложно воспринимать, она это прекрасно понимает и находится в постоянном споре с пространством, в котором оказалась. Свою судьбу она принимает со смирением, по-монашески, но ей кажется, что все могло быть устроено помилосерднее.
– В свое время вы резко поменяли профессиональный путь: от прикладной математики к актерскому ремеслу, переехали из Сибири в Москву. Какие качества характера помогли вам найти себя?
– До сих пор ищу. Одна фраза, однажды прочитанная у Стругацких, преследует меня всю жизнь: «Там, где асфальт, ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта». Я не выбираю удобные дороги, я готова к препятствиям. Помню случай из институтской жизни: в номере «Кабаре» я пела под Лайзу Миннелли. Каблучки, короткое платье. Это был веселый танцевальный номер. Выступали в каком-то ДК. И перед выходом на сцену я узнаю, что ее полили сливками, она стала ужасно скользкой. В это же время у меня отваливается часть подошвы. Я нахожу скотч и ее заматываю, а сама думаю: как интересно, классно, столько препятствий! Меня это очень развеселило!
У меня был опыт продюсирования фильма «Мотылек» (2016), в котором я также снялась. Вы знаете, я была счастлива, что исполнила свою мечту. Это незнакомое поле деятельности, страшно затратное, забирающее все твое время. Я тогда подумала, какая у меня легкая профессия: пришел, что-то поговорил на сцене и ушел! Когда работа над картиной закончилась, мне стало сразу скучно. У меня появилась шальная мысль, что человек все время должен жить в цейтноте. Не могу встать рано – значит, встаю. Наше тело все время тянет нас в комфорт, лень, сибаритство. С этим надо бороться. Поэтому я не умею отдыхать на море, на пляже, просто валяться и ничего не делать.
– Вы очень востребованы в театре, проводите здесь дни и ночи. Он по-прежнему манит вас своей тайной, как в тот день, когда вы впервые вышли на сцену в роли Маши в «Трех сестрах»?
– Любовь или есть, или ее нет. Если она закончится, я это почувствую. Пока этого, к счастью, не происходит. Иногда театр меня достает: да сколько можно? Почему я в Совете, почему я директор фонда? Но я давно заметила, что меня по жизни кто-то ведет. Иди! А я сопротивляюсь. Через сопротивление я и попала в профессию.
Да, я люблю кино, бывает, что вынуждена отказываться из-за большой занятости в театре, скучаю по нему. Порой ощущаю себя «ежиком в тумане» (я очень люблю Юрия Норштейна как личность и художника). Это такой возврат в детство.
Я много путешествую и задаю себе вопрос: а могла бы я здесь жить? Обожаю Италию, с ума схожу от Ниццы, для меня большую роль играет природа, но всегда ловлю себя на мысли, что очень хочу домой. В спектакле «Время женщин» я играю две роли: маму и дочку-художницу, которая выросла в тяжелых послевоенных условиях, в коммуналке. Она стала большим художником, ее картины с успехом продавались. (В основу спектакля лег роман, за который его автор, кстати, из Петербурга, Елена Чижова получила «Русского Букера».) Так вот, моя героиня могла бы уехать в Америку, но она не захотела, потому что была привязана к родным. Я уверена, что там она бы не стала большим художником, ее талант бы зачах, а здесь, несмотря на все трудности жизни, она рисовала свои замечательные картины. Вот я по своей сути такой же человек.
Беседовала Елена Омеличкина
Фотографии предоставлены пресс-службой театра "Современник"
Материал опубликован в журнале «Театр+» № 28 (ноябрь 2022).