ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВ: «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» – ОПЕРНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

Государственный камерный музыкальный театр «Санктъ-Петербургъ опера» традиционно откроет сезон оперой «Евгений Онегин». В юбилейный пушкинский год постановка основателя и художественного руководителя театра, народного артиста России Юрия Александрова наполняется особенным звучанием.

– Юрий Исаакович, почему каждый новый сезон «Санктъ-Петербургъ Опера» дарит зрителю встречу именно с «Евгением Онегиным»?

– Всегда начинаем театральный сезон с этого спектакля. Я считаю это произведение оперным евангелием, благодаря которому происходит очищение души через музыку и любовь. Особенно важно молодому певцу прикоснуться к этой теме, к Пушкину и Чайковскому. Петр Ильич писал это сочинение именно для молодых: исполняющий музыку человек должен быть очень искренним, не отягощенным штампами, примитивами, которые жизнь со временем навязывает.

– Спектаклю 30 лет, но он до сих пор покоряет зрителей оригинальной интерпретацией и новым взглядом на героев. В чем секрет магнетизма постановки?

– Это сложная философская история про Россию, рассказанная Татьяной. Композитор сначала хотел назвать свою оперу «Татьяна», и я решил раскрыть сюжет именно через этот персонаж. От лица девочки, которая начиталась красивых романов и верит, что жизнь дарит свет и счастье. И вдруг видит тучу, попадает в грозу и переживает огромную драму, и мы проживаем с ней каждое мгновение. Даже в сцене дуэли, в которой мы овеществили пулю (она лазерным лучом шарит и подбирается всё ближе к сердцу Ленского), Татьяна пытается поймать ее и остановить, она против смерти, она рождена для жизни. Человек гибнет, и это заставляет задуматься, как актуальна тема сбережения всего человеческого и искреннего, великого Божьего дара любви. Нельзя от него отмахнуться, как это сделал Онегин, и потом страдать всю жизнь. Когда мы только выпустили этот спектакль, я знал, что это будет очень современная постановка, и использовал свой прием: современность – это не тряпки, джинсы, шорты, это – человеческие проблемы, человеческие драмы, человеческие сюжеты. Сюжетов за всю историю наберется всего 5-6. И через 300 лет подвиг остается подвигом, а предательство – предательством. Другое дело, как рассказать об этом и как внести современные смыслы. На этом стоит наш театр, мы говорим с публикой о том, что нас волнует.

– Постановку оценили и эксперты, она вошла в учебники как новаторская.

– Наверное, она открыла новую страничку. Главное, идти по этому пути с соблюдением одного обязательного условия – святого отношения к тексту и музыке. Для меня это прозрачный родник, любое вкрапление в чистую воду для меня, как музыканта, инородно. Я закончил консерваторию как пианист, и в нашем театре стою на страже музыки. Пусть молва идет, что «Санктъ-Петербургъ Опера» – это режиссерский театр, прежде всего мы музыкальный театр. Если нет музыки, никакая режиссура не поможет. Идеология, социум – ничего не спасет, если не передать переживания, которое испытывал композитор. Вот тогда рушится четвертая стена, и зритель погружается в историю, а не смотрит на часы и не ждет антракта, чтобы съесть бутерброд с икрой. Я радуюсь, что мои спектакли понятны людям, я не создаю ребусов и получаю отклик.

– Какой отзыв, рецензия Вас на этот спектакль больше всего тронула, удивила?

– Где бы мы не играли этот спектакль, нас очень тепло принимают. Пожалуй, запомнилась рецензия в зарубежном журнале, где искусствовед прочувствовал, что наша цель – приблизиться к пониманию русской души. Я ставил «Евгения Онегина» в разных странах, помню, в Турции на Ленского пробовались братья-близнецы небольшого роста, полноватые. Мне говорили, что они совсем не отвечают образу, описанному Пушкиным: красавец, кудри черные до плеч. Я ответил, что Ленский – это прежде всего душа. Артисты с воодушевлением восприняли назначение на роль и блестяще играли, после чего вышла статья с таким посылом: «Александров в своем спектакле открыл дорогу в партии, которые написаны в «Евгении Онегине», всем, у кого есть душа».

–  «Евгений Онегин» – это Ваше первое профессиональное прикосновение к пушкинскому материалу?

– Да, «Онегин» – первая работа. У меня была заготовка, где я пытался совместить пушкинские тексты с музыкой, сделать какие-то переходы. Может быть, я еще вернусь к этой редакции, которая дала повод посмотреть на это сочинение со стороны Пушкина. Либретто всегда обедняет, а хочется донести философские вещи, усилить эмоцию. Именно тогда я задумал лазер, пулю, ползущую к сердцу. Пушкин – это бездонный смысл. Я, как и все, с детства прошел все стадии знакомства, которые и сейчас необходимы современным мальчишкам и девчонкам – сказки, стихи, повести, романы. И продолжаю знакомиться и открывать новые смыслы, восхищаться гением! Александр Сергеевич написал про всё, что важно и что до сих пор трогает, задевает, дает надежду. Мне иногда говорят о впечатлении, что я всё ставлю про себя. Нет, я ставлю про свое ощущение материала, и на каждом спектакле публика кричит, хлопает, неистовствует. Иногда специально остаюсь, чтобы увидеть, как люди выходят из зала, эмоционально обсуждают увиденное с горящими глазами. Значит, всё не зря, все 37 лет огромной работы нашего театра дают результат.

– У спектакля и у вас много наград, можете назвать самую дорогую?

– Среди всех премий, орденов и медалей выделю особенную – «За помощь в Победе». Мы в прошлом году рванули в Белгород и получили необыкновенный прием. Летали дроны, ракеты, а мы выступали и видели слезы зрителей. Я считаю себя патриотом и делаю всё, чтобы это понятие жило в театре. Мы первые, кто поставил оперу про Крым: своих «Севастопольцев» мы играли в центре зрительного зала, люди рыдали от нашего рассказа про три крымские войны. Как только началась донецкая история, мы сделали «Молодую гвардию». Я объяснял ребятам, что для них это стимул очистить свою душу: играть не мифических баронов и принцесс, а самих себя в условиях, когда надо пожертвовать самым главным, что у тебя есть, – жизнью. После этой премьеры глаза у артистов стали другие. Мы высказываемся, мы с чем-то боремся. Мы первый театр в мире, который поехал на гастроли в Америку через 20 дней после трагедии 11 сентября, когда все еще боялись, что могут сбить очередной самолет. А мы месяц в самых престижных городах играли русский репертуар: «Евгения Онегина», «Бориса Годунова», гала-концерты русской музыки, и американцы носили артистов на руках, перед началом пели наш гимн, а после спектаклей не отпускали, так сильна была жажда общения. Да, репертуар важен, мы поем всё: Верди, Пуччини, Чайковского, Глинку – у нас в репертуаре более тридцати опер. Но самое ценное – иметь гражданскую позицию, иначе мы превратимся в золотую клетку: красивый театр с красивыми голосами. Можно тридцать раз в месяц играть «Бастьен и Бастьенна» и собирать аншлаг, зрители будут приходить и говорить: как мило, а жизнь пройдет. В свое время по этой причине ушел из Мариинского театра, отработав там тридцать лет. Я продолжаю там ставить, продолжаю сотрудничать, но захотелось другого театра.

– Что для Вас – театр?

– Театр – это лаборатория. Театр – это школа вокалистов, не просто профессиональная, но и жизненная. Они приходят с осознанием, что Бог им дал две золотые связки, которые им шепчут: «Ты прекрасно поешь, выйдешь на сцену, и все упадут». Никто уже не падает, сейчас важны артисты 3D, 5D. Голос – всего лишь инструмент, ты должен уметь, как Шаляпин, с его помощью дать объем, страсть, донести смысл. Вы думаете, не было басов лучше шаляпинского?! Ого-го какие были в то время, но только Федор Иванович смог стать легендой. Я говорю артистам: «Слушайте Шаляпина, и вам многое откроется». А еще люблю фразой из «Бориса Годунова» спрашивать: «О чем он плачет?» Что ты хочешь сказать, когда выходишь на сцену? Не просто озвучить, это птички озвучивают и радостно чирикают, а ты человек, поэтому, как писал еще Борис Асафьев, интонация – это самое главное. Наш театр занимается интонацией ежесекундно. Когда вокруг тебя 3-4 сцены – Мариинский, Михайловский, «Зазеркалье», Театр имени Ф. Шаляпина – можно завоевать зрителя только одним – качеством. В этом смысле «Евгений Онегин» – лакмусовая бумажка, там нельзя ошибиться, там нет возможности реабилитироваться, там каждые ариозо и дуэт – шедевр, и нужно соответствовать.

– В этом году будет что-то новое в спектакле открытия?

– Мы не даем постановке затереться, взбалтываем старый спектакль молодой кровью. В «Евгения Онегина» все время вливаются новые артисты, я требую, чтобы через этот спектакль проходили все. Мои цели достаточно благородны, мы не ищем повода делать имя на великом человеке, исковеркав, оскорбив его. Увы, успех может быть и у плохого спектакля, чем пошлее – тем больше толпа. Это ужасно для России, где есть великое завоевание – репертуарный театр. Я много работал на Западе: и в Метрополитен Опера, и в Арена ди Верона, и в Ла Скала. Да, они собирают прекрасных исполнителей, но главное – собрать деньги. Заработали – убрали, забыли. Для нас важнее баланс материального и духовного. Да, мы начинали тридцать семь лет назад без своего помещения, зритель бегал вместе с нами по всему городу, где бы мы ни выступали. Для меня зрители – наши герои, полноправные участники спектакля. Если они с тобой, успех обеспечен, и он совокупный. Мы родились на уникальной сцене Юсуповского дворца, где нас научили трепетно относиться к красоте. И собственное помещение мы отреставрировали так, чтобы дарить атмосферу прекрасного. У нас шикарные голоса, но, конечно, мы всегда волнуемся, открывая новый сезон. После отпуска организм еще отдыхает, а должен набрать нужную температуру для «Евгения Онегина». Все понимают, что это особый спектакль в нашей жизни и в жизни многих других.

+Ирина Мохова