ЮРИЙ ЦУРКАНУ. МОМЕНТ СОТВОРЧЕСТВА

В театре «Русская Антреприза» им. Андрея Миронова испытывают особое пристрастие к драматургии Александра Николаевича Островского, к его редко инсценируемым пьесам. В ноябре здесь состоится премьера спектакля «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Режиссер Юрий Михайлович Цуркану уже в четвертый раз обращается к драматургии Островского на этой сцене, но волнуется, как будто впервые. «Театр+» встретился с постановщиком в разгар репетиций, чтобы узнать о деталях будущего спектакля.

– Юрий Михайлович, вы неоднократно обращались к драматургии Александра Островского. Что лично вас привлекает в этих пьесах и что они могут дать зрителю сегодня, спустя 150 лет после их написания?

– Честно говоря, когда я учился в театральном институте, просил боженьку уберечь меня от классики и классических авторов. Я считал, что не готов, наверное, для этого надо многое прожить и пережить, многое понимать и знать. Но жизнь мне посылала именно классический материал. Я благодарен театру «Русская Антреприза» и Рудольфу Давыдовичу за то, что мне давали в руки выдержанные в веках, в сердцах, в умах прекрасные классические произведения. «Не было ни гроша, да вдруг алтын» – это моя пятая постановка пьесы Александра Островского, включая студенческие работы, и четвертая – в этом театре.

Кто-то из классиков сказал: «Что такое хорошая пьеса? Это когда узел петли завязывается всё туже и туже, и все обстоятельства и события строятся на этом движении к горлу». Островский, на мой взгляд, обладает остротой драматического письма не меньшей, чем у Шекспира. В его пьесах человек всегда помещен в крайние обстоятельства, вся его жизнь состоит в метаниях между велениями души, требованиями совести, нормой и деньгами. Островский умел доводить это столкновение до уровня встречи со стихией. Для многих его героев деньги – это смысл жизни, для кого-то даже божество, для кого-то спасение, для кого-то – страсть, сумасшествие. Во всех оттенках этого движения мы слышим сегодняшний день. Деньги – это, действительно, захватывающая стихия, которая ломает судьбы мира, что тут говорить о судьбе человека. Предмет изучения у Островского – эти крайности, полюса: воля и неволя, веления сердца и нужда. И выбор здесь чаще всего между двух зол – и это очень по-русски. И самое главное: он любит своих героев, он не осуждает, не строит пьесу в логике наказания зла. Он сочувствует человеку, заболевшему злой волей или неправедным усилием. Беда может быть и от большого количества денег, и от их отсутствия. У Островского было точное понимание, где бедность, а где нищета. Бедность – не порок, а нищета – это то страшное, что ломает душу, убивает человека, у нищеты свои моральные основы и своя правда.

– Пьеса «Не было ничего, да вдруг алтын» ставится нечасто. Почему для постановки была выбрана именно она?

– Действительно, эта пьеса ставится редко, не все ее считают удачной. Поставить ее мечтал Рудольф Давыдович Фурманов. Когда он впервые ее предложил мне, речь шла о постановке вместе с его студентами, где он был мастером курса, я признаюсь, ее тоже недооценил. Но уже во время репетиций мы с артистами сделали немало открытий.

– Каких, например?

– Главное открытие – это восторг перед пьесой, перед текстом. На мой взгляд, внимания заслуживает даже тот факт, что здесь три сюжетные линии, и это создает удивительную полифонию, почти как у Моцарта; так виртуозно соединять несколько пластов жизни мог только Островский. Достаточно перечитать пьесу, чтобы понять, что за истекшие 150 лет она не утратила актуальности. Ведь и сегодня самое актуальное слово – это «деньги». Все герои Островского – хорошие люди, но с ними происходят ужасные вещи: открыто обсуждается возможность жизни без любви, презирается чужая судьба и боль, попирается собственная любовь, в некотором смысле оправдывается нелюбовь. Островский не любит загадки и тайны – вы приходите в театр и заранее знаете, чем закончится пьеса, нам интересно не то, что произойдет, а как это будет.

– Вы всегда в успехе спектакля отдаете первенство артисту. Расскажите об актерском ансамбле спектакля?

– Успех в театре – это эгоизм артиста, помноженный на замысел режиссера. Артист должен понимать, что он делает, и это должно нравиться ему, он должен бороться за свою роль, он должен ее любить. И если это есть и совпадает с движением драматурга и режиссера, значит, половина работы уже сделана. Искусство актера – в умении найти персонажа, который не существовал ранее в мировом театре, дать жизнь ему.

Уникальность Театра «Русская Антреприза» в том, что здесь есть возможность собрать в одном составе выдающихся артистов, работая с которыми обогащаешься. Сергей Кузнецов, Валентина Панина, Татьяна Захарова, Николай Смирнов, чудная молодая актриса Ангелина Столярова и другие… Я очень ценю этот момент сотворчества: я предложил решение артисту, а он, пропустив его через себя, через свою психофизику, оживил своего героя и на наших глазах пьеса 150-летней давности превращается в сегодняшнюю, актуальную историю.

– Камерная сцена, такая как в Мироновском театре, – это отдельный вызов для художников-постановщиков и художников по костюмам. Как справились со своими задачами ваши партнеры по постановке?

– Работа в этом театре – это особенное сотворчество людей, которые любят и знают свою профессию и бесконечно преданы театру. Николай Слободяник – выдающий «художник вертикали». Именно вертикаль – колоннада – организовала все пространство спектакля, которое в чем-то напоминает уютный одесский дворик. Художник дотошный, любящий детали, что для меня это очень важно, ведь хорошая деталь часто выражает внутреннюю жизнь героя.

Замечательный художник по костюмам Ника Велегжанинова. Она часто присутствует на репетициях, и все костюмы сделаны не просто по меркам артиста, а исходя из впечатления от персонажа, которого артист создает. Это живой процесс, о котором можно только мечтать в театре.

– Какие эмоции вы испытываете перед премьерой в этом театре, который сыграл в вашей жизни особую роль?

– Я очень благодарен этому театру и людям, которые здесь работают. Были моменты, когда мне казалось, что ничего не могу дать этой сцене, но мы их пережили. Спектакль «Не было ничего, да вдруг алтын» – это дань памяти Рудольфа Давыдовича.

В театре для меня нет линейного накопления опыта, нет «бронзовения»: каждый раз перед премьерой я испытываю страх и ужас оттого, что что-то не услышишь, что-то не прочтешь, что ты стал толстокожий, что в тебе кончилась творческая энергия. Это нормальное состояние. Каждый раз ты проходишь все это заново, в этом и есть прелесть нашей профессии, когда ты не можешь старым инструментарием открывать человека, явление, пьесу, и поэтому ты возвращаешься к поиску.

Беседовала Надежда Кокарева

Фотографии предоставлены пресс-службой Театра им. А. Миронова. Фотограф Наталья Чайка

Материал опубликован в журнале «Театр+» № 28 (ноябрь 2022).