Театр должен быть честным

Нынешний сезон  для Санкт-петербургского  театр Комедии им Н.П.Акимова юбилейный,95-й.  Почти тридцать лет, играя главные роли, в нем проработал Денис Зайцев.

-Когда я только пришел  в театр, здесь служили, как и  мастера знаменитой акимовской гвардии Лев Милиндер, Геннадий Воропаев, Светлана Карпинская, Вера Карпова, Валерий Никитенко, Борис Улитин, так и известные народные артисты:   Михаил Светин, Игорь Дмитриев, Петр Вельяминов, Юрий Лазарев, Анатолий Равикович, Ирина Мазуркевич. Здесь работали  Евгений Баранов, Сергей Кузнецов, Виктор Сухоруков, Артур Ваха, Армен Назикян, Ирина Цветкова, Наталья Андреева, Валерия Киселёва, да всех просто не перечислишь... Они  все были не просто выдающимися актерами, они, прежде всего, были уникальными человеческими личностями. Лев Милиндер с его блестящим умом  и тонким юмором – воплощение стильности, вкуса и интеллигентности. Петр Сергеевич Вельяминов –  великий человечище, глыба. И, несмотря на свою огромную популярность – мудрый и простой. Михаил Семенович Светин – артист с нечеловеческим природным обаянием. Даже если бы  ты попытался что-то у него по-актерски украсть или сделать приблизительно как он, у тебя не получилось бы, было бы глупо, а не  смешно, а ему было достаточно просто выйти на сцену. Да что там, если рассказывать про каждого, это отдельную книгу надо было бы писать. Рядом с ними находиться – счастье. И, конечно, огромное волнение. Для меня все эти артисты   были воплощением театра вообще и театра Комедии в частности. Как их любила, знала и слушала публика!  Они, казалось, ничего специально не делали,  не старались, не напрягались, а  все  получалось само собой. У них было чему учиться. Учиться существованию на сцене, отношению к делу, отношению к театру как к дому, к семье, в которой тебя всегда поймут и поддержат.

Ремеслу учат в институте или всё-таки опыт приводит к качеству?

-Учит опыт. Опыт ты можешь приобрести и в институте, и в театре. В основном, конечно, учит театр. И даже не театр как таковой, а роли и люди, которые рядом с тобой. Так ты учишься. Путем проб и ошибок. В институте учат первым шагами, много знаний, но мало постоянной практики. Тебе в институте объясняют, как надо говорить, как стоять, как смотреть. Но наша профессия  не умозрительная, потому что понять это значит почувствовать.   Вот, допустим, человек очень хорошо теоретически что-то  понял: в этой сцене  я должен испытать сожаление, но если он  что-то подобное не переживал в своей жизни, у него существует лишь умозрительное представление, нет правды  состояния.

Профессиональному артисту разве не достаточно просто выучить текст, чтобы  выйти на сцену? Из чего делается роль?

- Иногда мне кажется, что в наше время уже и достаточно. А роль-штука сложная.

Она состоит из того, что написал автор, из того, что видит режиссёр,  из того,  что ты слышал, наблюдал, чувствовал, о чем думал. Люди попадают в какие-то ситуации, что-то рассказывают, что-то утверждают,  ты либо соглашаешься, либо не соглашаешься, но раздумываешь над тем, что они говорят, над тем, что видишь. Роль  не состоит из чего-то одного, нельзя что-то  вычленить, нельзя даже иногда осознать каким путем ты шел.

- Чаще всего, какими путями ходите вы?

Честно говоря, мне как зрителю, все равно, каким образом  артист добился того, что я ему поверил, что  он мне понравился, что я за ним пошел. Мне абсолютно все равно, пусть он пуст как барабан или очень сильно чувствует, но если я что-то пережил благодаря ему и  на что-то отозвался, мне все равно, каким образом он меня обманул в этом смысле.

Если конкретно про меня, то я больше головастик, чем артист, который интуитивно что-то делает. Мне, прежде всего, нужно понять, что я делаю в каждой сцене, в каждом кадре. Если я понимаю, сам ли дошёл, партнёры сказали или режиссёр убедил, то дальше уже я где-то доверяю своим чувствам,   где-то своим эмоциям, где-то     своей интуиции.  Это понимание обрамляется  техникой, ремеслом, опытом.

-То есть вам нужно, прежде всего, очень хорошо понять   особенности характера персонажа, которого вы играете?

-И головой, и чувствами. Я должен понять, что это за человек и что с ним в каждую минуту происходит, что он делает и почему. Потом я должен это почувствовать, а потом я должен  попытаться взглянуть на себя как бы со стороны и оценить, получилось ли то, что задумывалось.  Вот это самое сложное – оценить получается ли. Это доступно только большим артистам.  Мне - нет, я только к этому стремлюсь.

-Это воспитуемое качество- умение посмотреть на то, что ты делаешь, как бы со стороны  или дар?

- Я думаю, что это предрасположенность. И если она у тебя есть, то ты можешь это в себе развить. Если ты сам  не расположен в этом направлении двигаться в своей профессии, если тебе это не интересно, то тебя заставить туда пойти невозможно. То есть вообще быть хорошим актером можно ,только если тебе интересно развиваться.

- Вы третий десяток на сцене, много заняты в репертуаре, - вам интересен еще театр как профессия?

- Да, наверное, интересен.  Когда ты приходишь молодым артистом в театр, ты жадный до всего, ты на все готов, ты хочешь эту роль, и эту, и эту. На все согласен. Потом ты начинаешь захлебываться от количества, оно почему-то не переходит в качество это количество... Потому что нужно восстанавливаться, набираться новых чувств, новых мыслей, новых ощущений. Если ты не восстанавливаешься, а играешь, допустим, десятки спектаклей подряд, да, к тому же, ты эти спектакли играл уже множество раз, то ты просто чувствуешь, что уходит волнение, уходит интерес, одолевает скука, тебе не хватает ни на что эмоциональных и душевных сил. Конечно,  ты не дашь спектаклю упасть.   Это будет нормальный, средний спектакль, но ты не прыгнешь высоко, не взлетишь. Ты понимаешь, что спектакль идет так себе, от этого становится еще тяжелее.

Ты  выкручиваешь себя, оцениваешь  это,     ты идешь на какие-то штампы,  на какую-то экспрессию,  выжимаешь энергию, крик какой-то, все делаешь чересчур  - и все равно понимаешь, что это плохо, это не по- настоящему. И тогда зачем ты на сцене? Если все это неправда.   А хочется получать удовлетворение и удовольствие.

В чем удовольствие?

Я как-то у дяди Вити Сухорукова (так называл Виктора Ивановича) спросил, как  ему удается все время  быть таким позитивным, энергичным, излучать столько любви. Он говорит, мол, понимаешь, я выхожу на сцену, чтобы получить удовольствие. От того, что я получаю удовольствие, зритель получает удовольствие. От того, что они получают удовольствие, я получаю еще больше удовольствия. И так до бесконечности.  Вот, собственно,  для меня  это какая-то  очень близкая к истине  цель и  обозначение, что такое театр, что такое актер, и зрительный зал, и спектакль.  Для  получения удовольствия.  Нет, не  ради себя любимого, упаси Бог. Этого я терпеть не могу, не люблю и не уважаю. Это  такое всеобщее удовольствие, всеобщая радость. Вот  после звонка открывается занавес - и мы на сцене, а зрители в зале   собрались, чтобы, как в детстве, играть вместе в какую-то очень увлекательную игру. Мы придумываем какую-то историю, создаем некое пространство,  увлекаемся нашим воображением, нашей фантазией, она нас куда-то уносит, и мы все вместе погружаемся  в другую реальность. И мы счастливы.

- Вам важно, какую пьесу вы играете? Есть разница между спектаклями театра Комедии и антрепризными проектами?

-  Разумеется. Я в дурной антрепризе не играю. Не понимаю, зачем тратить  свое время. Заработать денег? Я никого не осуждаю, потому что иногда  действительно деньги нужны. Но есть вещи,  которые, я не готов даже за деньги  делать, потому что это для меня какое-то предательство по отношению к театру, как я его понимаю. Театр  должен быть честным. Я не хочу обманывать людей и получать за это деньги, даже если людям это нравится. Есть антрепризные спектакли, на которые ломится публика, зал ревет, забрасывает артистов цветами – но где там правда? где мысль? Я говорю, ну, подожди, там же история была в пьесе,  тут трогательный момент, а ты только смешишь, зачем?  В этот момент сердце должно лопнуть,  слеза появиться.

Я не буду играть вульгарность, пошлость, не буду играть жестокость, антигуманизм. Нетрадиционную сексуальную ориентацию не буду. Всегда отказываюсь от постельных сцен. Я  уверен, что мое голое тело не очень  кого-то интересует. Даже если оно кого-то интересует, я просто не считаю, что  должен его  демонстрировать. Так воспитан. Я  голым не буду бегать по сцене, тут можете меня увольнять просто. Ну, не побегу и все. Не могу, потому что для меня это не искусство. Как Ширвиндт сказал, сейчас искусство, к сожалению, у нас всё про туалет. Как люди ходят в туалет, и что с ними там происходит. Вот такое мне неинтересно. Мне интересно про чувства, про мысли, про ситуации, про людей, про что-то высокое или, пусть не всегда высокое, но имеющее смысл.

-Публика в зрительном зале каждый день разная? Вот выражение часто слышно от артистов: « Зал был сегодня не очень».

-Зал не очень - это ерунда полная.  Зал такой, какой он есть. И ты такой, какой есть. И дальше ты либо с публикой что-то сделал, ты смог ее увлечь куда-то. Либо ты не смог увлечь.  При замене спектаклей бывает, когда люди, например, придя на комедию, получают трагедию, и они не готовы к этому. Но я их в этот момент не виню, потому что они и мы поставлены в такую немножко идиотскую ситуацию, дескать,  мы сейчас вам будем тут про судьбы человеческие рассказывать, а вы хотели просто посмеяться. Они не виноваты, и мы не виноваты. И мы  начинаем вместе сосуществовать, и неприятие, напряжение как-то проходит. И может быть,  кто-то остается недоволен, но если в итоге у тебя получилось,  хотя бы одного человека разбудить,  заинтересовать, заставить задуматься, ты понимаешь, а  это было неплохо. Наверное,  ради этого  ты и  работаешь.

-А  неплохо - это как? Как вы это чувствуете, что сегодня у меня,  у артиста  Зайцева, получилось, что  сегодня у нас спектакль получился?

-Относительно себя  редко такое чувство бывает, к сожалению. Но я чувствую, что у меня получилось, когда я не понял, как я это сделал, а стоит звенящая тишина, и все   меня слушают. Или я что-то играю, и люди смеются, потому что я  играю убедительно и  легко, и я понимаю, что им нравится. Хорошо сыграл  -  только, когда есть отклик в зале. И это окрыляет. Обмен мыслями, обмен энергией – это и есть, наверное, театр.  В  финальной сцене спектакля «Дракон» Евгения Шварца у меня есть  очень простой, но очень честный, такой настоящий текст: « Работа предстоит мелкая, хуже вышивания, в каждом из вас придется убить дракона». В наше время эти слова могут  назвать банальными, пафосным. Потому что  все настоящее сейчас стерлось. Мне  же очень дороги эти слова, но как  их произнести  правильно? И вот  однажды после этой фразы я даже чуть-чуть испугался и растерялся. Стою посредине сцены в луче света и все вокруг –  и партнеры, и зрители замерли и меня слушают. Очень внимательно и очень серьезно слушают.  На мне весь фокус внимания. Звенящая тишина. И в этот миг пришло ощущение, осознание силы искусства, ты правишь, ты ведёшь всех этих людей и можешь повернуть куда хочешь, а они за тобой... Ответственность,  большая ответственность, быть артистом. Не могу точно сказать, как и почему  это получилось.  И зал, и партнеры – мы все были единым целым и переживали какой-то очень настоящий  и очень серьезный момент. Может, что-то свыше на нас спустилось. Искусство, вдохновение – не знаю.

-  У древних греков  было  слово катарсис.

- Может быть. Побольше бы таких моментов в нашем деле.

- Что вам интереснее и легче –  выпускать  премьерный спектакль или вводиться в  идущий?

- Мне легче выпускать спектакль, мне нужен процесс, нужны репетиции, нужно время, чтобы прийти к чему-то. Как говорится, нужно "выносить роль". Потому что, когда я ввожусь в какой-то чужой спектакль, он все равно чужой для меня поначалу, не обношенный. Ты не знаешь, с чем  и чем артисты живут. Даже если ты видел спектакль, ты не знаешь, как там все устроено изнутри. И тебе это надо  понять, а времени  нет. Ты просто вскакиваешь, и просто пытаешься быстро, поначалу не особо погрузившись, пристроиться к тому, что есть, а главное (для меня), это не помешать тому, что уже было до тебя! А если ты начнешь спектакль весь под себя как-то перестраивать,  закономерно возникает вопрос, почему, успешно играя до этого много лет, все должны играть по-другому. Вводы - это  очень опасная вещь. Войти так, чтобы не помешать, и по возможности  внести что-то свое –   очень  много труда нужно вложить в это.

И все зависит от спектакля. Если спектакль хороший, он держится на плаву,  он идет успешно,  зрители его  любят, и артистам нравится его играть, если существует в нем любовь – все получается. Именно любовь, потому что любовь, это и есть театр.  И тогда этот спектакль может играться  сколько угодно. Как только кто-то из артистов начинает грустить, кому-то становится скучно, кто-то начинает дурака валять, развлекать себя или просто лениться,    спектакль начинает разрушаться, его надо снимать тогда.

У нас в театре есть  капустник, который всегда проходит 16 апреля в день рождения Николая Павловича Акимова, на котором чествуют сотрудников, прослуживших здесь 10,15,20  и так далее  лет. Мы сами, силами коллектива театра, делаем номера. И, если получается хороший номер, пусть это даже какая-то дурацкая шутка, но она всем  очень понравилась, возникает искушение ее повторить, сыграть еще раз. Но ты понимаешь, что  классно, пока свежо. А заповторяем, все  начнет затираться,  станет рутиной. Так и у каждого спектакля есть своя рутинная мерка.

Последние сезоны подарили Вам несколько больших ролей,сыгранных именно в режиме ввода;   Тэдди Льютон в «Иллюзиях любви» С.Моэма,  Леша в « Как живётся- можется»Ю.Тупикиной, Телятев в «Бешеных деньгах» А.Островского.

-«Бешеные деньги» - это, наверное, тот случай, когда я не помешал.  Я, правда, очень  долго привыкал к роли, да я и сейчас еще волнуюсь перед каждым спектаклем, как начинающий. «Бешеные деньги» – спектакль блистательный и роль Телятева блистательная, очень хорошо, как, впрочем, и вся пьеса Островского, написанная. В ней – взгляд автора , взгляд со стороны на происходящее, его  оценка людей и событий, которая помогает зрителям ориентироваться в ситуациях. В ней  есть, что поиграть: там можно сыграть очень серьезно, а здесь чуть-чуть смешно,  то есть роль дает тебе огромный диапазон возможностей.  Почти каждая реплика – реприза.  Вопрос только в том, как это сыграть, чтобы  не пережать, не превратить все в комедийные фишки. Как говорил мой мастер Андреев, и я с ним полностью согласен, если фишка существует ради фишки, ничего не дополняет, не углубляет, не работает на спектакль, то ее нужно убрать. Когда я играю этот спектакль, я испытываю удовольствие. И потому, что партнёры прекрасные и спектакль сам по себе замечательный, очень сильный, крепкий, там всё без дураков играется. И потому, что роль легкая, воздушная, мне редко такое доводится играть.

Когда я играю  Ученого в «Тени » или Ланцелота в «Драконе», эти сложные, героические роли требуют  очень сильных затрат душевных,  нужно серьезно потрудиться,  чтобы сыграть их по - настоящему,  чтобы содержащиеся в них  призывы к честности и правде, не выглядели пафосом.

Я полюбил спектакль «Иллюзии любви». В нем потрясающая тема, раскрывающая, что такое любовь, как она проста и одновременно очень сложна. С этим сталкиваются все, но как же точно о ней поговорил с нами Моэм.

Мне нравится наш «Идеальный муж», спектакль который за счёт отношения участников, не разваливается, а только, с каждым годом, становится всё крепче, нравятся «Игроки». Хотя «Игроки» очень сложный для меня спектакль.  Мы играем его давно, команда и атмосфера у нас замечательные. Но в конце спектакля  мне нужно почти сойти с ума. Не в прямом смысле, чтобы меня в Кащенко забрали, но земля должна уйти из-под ног. И с каждым разом финал дается мне все труднее и труднее. То ли я стал тяжелый, то ли заигрался уже, и я каждый раз после спектакля  себя ругаю, что технически сделал,  вот здесь чуть-чуть получилось, а в этом месте  опять не дотянул. И это начинает тебя мучить, ты думаешь, может быть, уже не надо играть эту роль, может быть, ты уже, весь вышел,  тебе уже нечего там нового сказать, и у тебя уже по-новому ничего  не рождается.

-В кино работать легче, чем в театре?

Смотря в каком театре, смотря в каком кино. В хорошем кино не проще, чем в театре, но  задействованы немного другие мышцы.  Как, например, в бобслее или на лыжах, в одном случае сел и на санках съезжаешь, а в другом должен ножками дистанцию пробежать. И  то, и другое  спорт, и там, и там не просто. Театр -  это здесь и сейчас,  тебя не  прерывают: «Стоп, снято!» и ты не можешь сказать: «Ой, можно еще раз». Театр мне нравится, потому что он позволяет погрузиться и, не выныривая,  плыть  и плыть до конца,  степень погружения увеличивается с  каждой минутой. И если ты правильно все сделал, на   финальную сцену ты выходишь естественно и легко.  В кино  в этом смысле сложнее – там нет этого предварительного плавания. Ты должен быть готов по щелчку, как только включится камера. Сцена может сниматься 4,8,10 часов и все это время  ты должен быть собранным. А если это какой-то очень сильный эмоциональный момент, то в каждом дубле ты должен быть одинаково наполненным, держать этот градус, не перегорать, не расслабляться.  В кино нужно быть точнее, естественнее, проще, чем в театре. А в театре – ярче, выразительнее, громче.   В тихой сцене ты не можешь шептать. То есть, ты должен сыграть, что  здесь ты шепчешь, но при этом, чтобы зрители не только поняли, но  еще и услышали, что ты там шепчешь. Ну, если грубо: в кино в момент удивления достаточно чуть-чуть поднять брови, а в театре нужно развести руки.

Большую занятость в театре удается совмещать со съемками?

-Практически нет. Когда утром репетиции, а вечером спектакль, уехать куда-то на съемки можно только во время отпуска. Так, например, на юге, в прошлом году, летом, шли съемки прекрасного детского  фильма Вячеслава Казанцева «Золото скифов».  Дорос я, наконец, до ролей отцов. Играл такого Папу из Простоквашина, меня перекрашивали в каштановый цвет, наклеивали бороду, вставляли линзы, потому что у меня все дети брюнеты и, глаза  у них карие. Очень было здорово,  интересно, осенью фильм должен выйти. Но вырваться туда было практически не возможно, спасибо руководству театра, что пошло на встречу. Поэтому, в основном, могу сниматься только в Питере, да и то в   свободное от спектаклей время.  Как, например, в очень приличном, на мой взгляд, сериале  «Условный мент». У каждого своя судьба.

Главное, что  в моей жизни есть театр, и я его люблю.

+ Марина Викторова