Звуковое пространство «от моря до моря»

14 октября в Доме композиторов Санкт-Петербурга в рамках Третьего фестиваля «Петербургские дожди» прошел концерт, несколько загадочно озаглавленный «Музыкальный момент».

Не присутствуя на концерте, не зная о том, что в нем звучит музыка современных петербургских и абхазских композиторов, трудно представить себе содержание, ауру этого события по названию. Концерт, действительно, весьма необычный. Расположенный почти в центре фестивальной программы, он подобен «глазу циклона» - солнечной паузе среди многодневных вихрей и туманов с их мистичной, несколько сумрачной романтикой… Особая атмосфера пониженной влажности ощущалась тем сильнее, что в предыдущем концерте фестиваля, красноречиво названном «Петербургские туманы и дожди», композиторы представили в звуках все виды осадков, возможные при температуре выше нуля.

Начало первого – петербургского отделения «Музыкального момента» навеяло просветленную ностальгию: прозвучали сочинения трех выдающихся композиторов, сравнительно недавно покинувших нас. Сергей Слонимский, Александр Мнацаканян, Владислав Успенский – их произведения для российской публики, в особенности для слушателей нашего города, являются по-особому близкой, родственной частью музыкального наследия. Тем более близки эти люди композиторам Петербурга, многие из которых принадлежат к числу их учеников… И вот, насколько трогательно было впервые услышать «Бурлески» - произведение совсем еще молодого Слонимского (цикл для фортепиано и ударных датируется 1958 годом, когда будущему классику было 26 лет, и до настоящего момента не исполнялся). Это произведение написано как бы несколькими беглыми росчерками пера. В звуковой графике «Бурлесок» рисуются образы, трогательные и саркастичные – с легкостью и точностью, в которых читается искусность, столь рано обретенная мастером. И другая премьера – «Романтические вариации» для фортепиано, созданная в 2012 году. Пронзительный взгляд в прошлое, в XIX век – сквозь шумановско-мендельсоновскую стилистику вариаций словно бы сверкает взгляд Сергея Михайловича, столь знакомый всем, кто общался с ним лично. Произведения были исполнены пианисткой Екатериной Андриановой при участии Ивана Афутина (ударные).

«Строфы» для кларнета соло Александра Мнацаканяна, многократно исполнявшиеся лучшими кларнетистами России, своеобразно раскрылись в прочтении Александра Осколкова. Слышанное множество раз, это сочинение всегда обнаруживает новую глубину, переживается по-новому. В «Строфах» есть замечательное сочетание живого интонирования, исповедальной мелодической экспрессии – и строгой, вдумчивой интервальной работы, выражающей интеллектуальное модернистическое сознание, мышление структуралиста.

И совершенно иная, открытая эмоциональность, выплеснутая в мелодиях, по сути, эстрадных, на грани «русского шансона», облеченных в шикарные переборы импровизацонной рояльной фактуры, характерна для вокального цикла Владислава Успенского «Песни любви». Прозвучавшая в харизматичном исполнении Ларисы Поминовой (меццо-сопрано), Юрия Фельдшерова (бас-баритон) и Семена Заборина (фортепиано), эта веешь вызвала овацию, которая непосредственно продолжила эмоциональный порыв, исходящий от музыки.

«Вариации» Слонимского – не единственное в концерте произведение, в котором претворился дух романтизма. «Романтическое трио» Михаила Журавлева отмечено несколько шубертовской медитативностью в созерцании мелодических и фактурных красот, в выстраивании композиций, весьма пространных, согласно простым и традиционным схемам… Впрочем, в музыке Журавлева явный романтизм наталкивается на что -то скрытое, в какой-то мере антагонистичное ему. Технически это, наверное, обстоятельность тематической разработки, отсылающая скорее к Баху – Шостаковичу, содержательно – некий саркастичный критицизм, исподволь сквозящий в интонациях, в драматургии.

Завершилось отделение пьесой Игоря Воробьева «Весна на Ладоге» для камерного ансамбля. Написанная в холодноватых акварельных тонах, эта пьеса – образец проникновенной пейзажной лирики. Звукопись Воробьева достоверна – колористический «холодок», некая прозрачная ломкость в тембро-фактурных эффектах здесь ощутимо весенние, обещающие скорое потепление. Притом, мысль композитора не растекается, подобно жидкой краске, в ней есть собранность, которая проявляется в рациональном построении композиции, эффективно удерживающей слушательское внимание.

Во втором отделении – встреча с музыкой Абхазии… Конечно, первое, что слух непроизвольно пытается распознать в сочинениях трех абхазских композиторов, по-видимому, впервые представленных петербургской публике, – это национальное своеобразие. И оно чувствуется с первых же звуков фортепианных пьес Петра Петрова, открывающих отделение, – как веяние свежего морского ветра, несущего ароматы эвкалиптов и древних средиземноморских сосен. Но еще более впечатляет естественность, с которой автор соединяет интонации фольклорного происхождения и романтическое фортепианное письмо. Есть особая органичность в том, как Петров слышит фортепианную фактуру, как претворяет в ней национальный мелодизм. Яркая концертность пьес не подавляет проникновенную простоту интонаций, напротив, вступает с ними в стилевой резонанс, раскрывает их внутреннюю энергию.

В центре отделения – подборка фортепианных миниатюр Алексея Чичбы, корифея абхазской музыки, подвижника национальной культуры, чье столетие отмечается в нынешнем году. Миниатюры, основанные на фольклорном тематизме, лаконичны как по протяженности, так и по изложению. Вереница небольших двухголосных композиций, каждая из которых длится менее минуты, – однако, сколько в них смысла, как велико заключенное в них обаяние подлинной, безыскусной красоты. Да, в каждом мотиве чувствуется подлинность, почвенность. Красота напевов своеобразна, однако её своеобразие не броско, не крикливо, его не так легко определить словами, сведя к набору характерных черт. Оно мягко светится как бы из глубины, и тем больше его очарование, что не узнать этот свет невозможно, и трудно описать. Глубоко впечатляет любовь, бережность, с которой выписаны эти двухголосия, где каждая нота не случайна, начертана с особой бережностью и теплотой.

Пьесы Петрова и Чичбы прозвучали в исполнении Николая Мажары, выигрышно оттенившего их несхожую стилистику.

Наиболее многогранно раскрылась творческая индивидуальность Нодара Чанбы: публике представилась возможность узнать его и как автора камерных произведений, и как создателя балетной музыки. Яркая характерность отличает его сочинения, вошедшие в программу. В камерных композициях (Элегия для альта и фортепиано, Соната для виолончели) довлеет страстность, драматизм, накал которого тем сильнее, что он лишь изредка выплескивается наружу, наполняя звуковую материю как некая скрытая сила.

Национальное начало сильно в Виолончельной сонате, явно отсылающей к некоторым принципам закавказского народного многоголосия. Что касается фрагментов из балета «Иисус», исполненных в переложении для камерного ансамбля, здесь скорее преобладает общеевропейский дух, отсылки к эпохе барокко, к XIX столетию. В балете Чанбы впечатляют прозрачность, концентрация мысли и неожиданная интонационная свежесть, которую автор находит в простых и привычных жанрах, в традиционных драматургических решениях.

Все камерные сочинении в концерте были с блеском исполнены артистами Санкт-Петербургского ансамбля новой музыки.

Что ж, за один момент слушателям удалось охватить звуковое пространство «от моря до моря»… Фестиваль «Петербургские дожди» придуман и осуществлен композиторами, точнее, Союзом композиторов Северной столицы. Придуман ради слушателей, точнее, ради общения между слушателями и людьми, создающими музыку в наше время. И мысль вовлечь в это общение коллег из Абхазии оказалась плодотворна. Музыка, пришедшая из далекой – но столь близкой сердцам многих петербуржцев страны на черноморском берегу органично соединилась с музыкой, рожденной поблизости от Финского залива, принесла необычные, свежие впечатления.

+Роман Рудица

Фотограф Вера Безрукова